СОЦИАЛЬНОЕ СЛУЖЕНИЕ

 

Интервью с настоятелем Храма  в Троекурове отцом Александром Немченко.

На западной окраине Москвы, недалеко от МКАД и Можайского шоссе, на­ходится храм Святителя Николая в Троекурове — редкий образец архитектуры раннего барокко. Но не только архитектурой известен этот храм. Особое служе­ние несет настоятель храма протоиерей Александр Немченко, создавший центр помощи людям, сбившимся с пут истинного и нуждающимся не только в духов­ном окормлении, но и просто в куске хлеба и крыше над головой.

Редакция журнала обратилась к настоятелю храма отцу Александру с рядом вопросов.

ПРАВОСЛАВНЫЙ ЦЕНТР РЕАБИЛИТАЦИИ БЫВШИХ ЗАКЛЮЧЕННЫХ, ТРУДНОВОСПИТУЕМОЙ МОЛОДЕЖИ И НАРКОЗАВИСИМЫХ

Отец Александр, давно Вы здесь служите настоятелем?

Храм Святителя Николая в Троекурове возвращен Церкви в 1992 году, тог­да я его и принял. Он был закрыт в 1934 году, позднее лишен купола и коло­кольни, разорен изнутри и приспособлен под заводской клуб, потом — под склад. Его восстанавливали силами прихода на народные средства. Многие жертвовали, многие помогали.

Храм расположен в довольно неудобном, труднодоступном для жителей месте. У Вас большой приход?

Прихожан из местных жителей мало, но при храме живут 50-70 послушни­ков. Можно сказать, монастырь не по приказу, а по благословению Божию.

Восстановили кладбище — одну общую могилу, в которой захоронены все найденные нами при благоустройстве территории останки. Один общий крест: “Упокой, Господи, души усопших раб Твоих*. Захоронения здесь происходили триста лет. Здесь захоронены и князья Троекуровы, и, по преданию, родствен­ники Пушкина. Один Бог ведает, кто здесь упокоился.

Я лично ощущаю поддержку всех усопших. Среди тех, кто покоится здесь, наверное, есть и святые люди, имена которых знает только Бог.

Люди, которые пришли к Вам и остались жить, не имели недора­зумений с местными властями?

Люди пришли за помощью в Церковь, и Церковь взяла ответственность за них на себя. Конечно, за нами наблюдали и наблюдают, в первую очередь, цер­ковные власти.

Когда стало очевидно, что наш метод адаптации успешен, мы получили благо­словение Святейшего Патриарха на официальное учреждение Фонда реабилита­ции бывших заключенных, трудновоспитуемой и наркозависимой молодежи. Это произошло в Великую субботу 29 апреля 2000 года, когда Святейший посетил наш храм.

Вы оформили свой Центр документально, как самостоятельное юридическое лицо?

Нет, мы работаем под эгидой Русской Православной Церкви и зарегистри- рованы как приход.

Создание каких-либо иных структур, на мой взгляд, чревато опасностью соблазна реализовать и свои личные интересы. Я это заметил среди людей, окружавших меня. Пришлось их деликатно отодвинуть.

Вы внесли дополнение в Устав прихода, что помощь бывшим заключенным и трудновоспитуемой молодежи является уставной цеятельностью ?

Не внесли. Но, наверное, надо. Сделаем в ближайшее время.

Отец Александр, как Вы стали священником и почему выбрали именно такое служение?

После школы окончил ГПУ, служил в армии, занимался спортом — борьбой, самбо, стал мастером спорта. Работал в системе профтехобразования.

Мы принимаем к себе человека, чтобы при смене привычной ему обстановки он не растерялся, смог адаптироваться, найти себя в новых условиях. Но рано или поздно он отсюда уходит. И беда в том, что вокруг слишком много соблазнов.

В стране нет программы борьбы с пьянством. Хотя я считаю, что надо запретить продавать спиртные напитки ночью. Надо учитывать современное бездуховное состояние общества, незанятость людей, не­хватку рабочих мест. Когда нечем заняться, люди пьют, нарушают закон. А начал пить — не остановишься. Это болезнь. Только по этой причине многие опять воз­вращаются в зоны. Пишут оттуда хорошие письма, благодарят за наставления, за доброе слово, за требовательность, за ту школу, что здесь прошли.

Есть и удачные примеры — некоторые пошли в бизнес, стали хозяйственни­ками, есть возвратившиеся в науку. А есть — просто живут. Время-то сложное.

Многое зависит от того, сколько человек отсидел. Если большой срок, то после нахождения здесь он воспринимает жизнь совсем по-иному. Ему хочет­ся иметь семью.

У Вас не бывает недоразумений, конфликтов, стычек с такими по­слушниками?

Все бывает у нас — и разборки, и драки, но все вопросы внутри мы решаем сами. Мы же взрослые люди. Пастырская беседа, личный пример делают свое дело.

Одному бывшему афганцу, килограммов под сто весом, стоило только вы­пить — делался неуправляемым. Лез ко всем, да еще с опасной бритвой. Полез и ко мне. Я вырубил его одним ударом — десять дней лежал. А я каялся, молился Богу, боялся, что умрет. Этот случай на пользу пошел.

У послушников есть регистрация, прописка? Вас беспокоит мили­ция в связи с их проживанием?

Прописки, как правило, нет, но и милиция не беспокоит. Почему? Наверное, потому, что наша община теперь широко известна. Нас в качестве положитель­ного примера неоднократно показывали по телевидению. Была прямая трансля­ция Би-Би-Си на Азию и Южную Африку. Часто показывают нас и по российскому телевидению.

Я лауреат высшей юридической премии “Фемида» за 2000 год. Эта награда, учрежденная Московским клубом юристов в 1996 году и имеющая несколько номинаций (я награжден в номинации «Подвижник”), вручается российским и зарубежным юристам, государственным и общественным деятелям за вклад в развитие правового государства и строительство гражданского общества. Так был отмечен мой скромный пастырский труд за помощь бывшим заключенным.

Есть ли у Вас научная, одобренная методика реабилитации?

Методика реабилитации — это сама жизнь. Умение понять и проникнуть во внутренний мир человека, помочь ему, а не оттолкнуть от себя. Если есть воз­можность оставить, значит, пришедшего следует оставить. Если есть возмож­ность определить больного в клинику — определить. Раз человек пришел к нам, он уже наш. Меня возмущает, как плохо у нас порой относятся к людям, пренеб­регают ими. Народ должен, как это всегда и было, идти со своими бедами в Церковь. Все тяготы народа Она должна отражать на себе своими молитвами, своим трудом, своею помощью. Священнослужитель должен думать не только о своей семье, как это часто бывает, но оказывать помощь народу, затем и при­нял сан. Господь вверил тебе как пастырю “овцы своя”. Вот и работай, неси свой крест.

Могли бы Вы описать один день общины — от подъема до отбоя?

Общего подъема и отбоя нет. Нет и общих утренних и вечерних молитв по понятным причинам — не все верующие, не все православные.

Хотя, наверное, скоро введу. Вот уже два монаха пришли к нам, надо ввести утренние и вечерние правила.

У каждого свое дело, свое послушание. Иной раз смотришь: люди сидят без дела. Я дам им работу, посмотрю, что и как сделано: объем, качество, чисто ли рабочее место. Люди пришли в Церковь, и здесь «как-нибудь” нельзя. Здесь ты пришел к Богу, никто сюда насильно тебя не приводил. Принеси одновременно покаяние свое внутреннее перед Богом и трудами оправдайся за прошлое. Труд — это и есть покаяние.

“Господи, помилуй”, “Господи, прости», но и “Господи, дай мне зрети моя согрешения и не осуждати брата своего”. Пьян твой товарищ — посмотри на него со стороны — ты вчера такой же был. Скажи себе: я сегодня трезвый и не хочу больше быть таким.

Выход с территории просто так не разрешается, но за всеми не уследишь. Нарушают дисциплину. И все же я верю в этих людей.

Сейчас многие земли пустуют. Нужно поднимать сельское хозяйство, вос­станавливать производство. Нужны рабочие руки, а у нас много людей сидят по тюрьмам да зонам. Среди них есть хорошие специалисты. Этим людям нужно дать работу.

Но труд должен быть не принудительный, как это уже было в нашей стране. Нужно быть справедливыми в отношениях с ними. Если ты наказываешь, значит, по справедливости. А если люди проявляют себя с хорошей стороны, должно быть и поощрение. И оно проявляется у нас в праздниках, в общих праздничных столах. Нужно, чтобы люди видели в тебе не только священника, но  и друга.

Сами создаем благоприятный быт, по мере наших финансовых возможнос­тей. Пришел человек — даем ему одежду. Есть где помыться, есть спортивный зал неподалеку — в ПТУ № 192, сам туда регулярно хожу тренироваться.

Отец Александр, после адаптации послушники изъявляют жела­ние уйти, и Вы их благословляете на это. А кто не уходит, тот так и живет здесь сколько угодно или есть какие-то ограничения? Работать здесь обязательно?

Если нет нарушений дисциплины — пусть живут. У меня все работают. От работы освобождаются только больные. Не хочешь работать — насильно здесь никто не держит. Даже если человек пробыл здесь один или два дня, он уже получил благословение Церкви. Где бы он ни был, он будет помнить, что его в храме Божием приняли и он почувствовал себя человеком.

Настоятель мечтает открыть здесь духовную семинарию, чтобы готовить священников для постоянного служения в тюрьмах и колониях. В семинаристы он хотел бы принимать и тех, кто пришел к вере через страдания и покаяние.